Волков: А как вы отреагировали на смерть Сталина в марте 1953 года?
Бродский: Я тогда учился в этой самой "Петершуле". И нас всех созвали
в актовый зал. В "Петершуле" секретарем парторганизации была моя классная
руководительница, Лидия Васильевна Лисицына. Ей орден Ленина сам Жданов
прикалывал - это было большое дело, мы все об этом знали. Она вылезла на
сцену, начала чего-то там такое говорить, но на каком-то этапе сбилась и
истошным голосом завопила: "На колени! На колени!" И тут началось такое!
Кругом все ревут, и я тоже как бы должен зареветь. Но - тогда к своему
стыду, а сейчас, думаю, к чести - я не заревел. Мне все это было как бы
диковато: вокруг все стоят и шмыгают носами. И даже всхлипывают; некоторые,
действительно, всерьез плакали. Домой нас отпустили в тот день раньше
обычного. И опять, как ни странно, родители меня уже поджидали дома. Мать
была на кухне. Квартира - коммунальная. На кухне кастрюли, соседки - и все
ревут. И мать ревет. Я вернулся в комнату в некотором удивлении. Как вдруг
отец мне подмигнул, и я понял окончательно, что мне по поводу смерти Сталина
особенно расстраиваться нечего.
(с) диалоги с Иосифом Бродским